Но в первую очередь внимание привлекало его лицо. Симметричное и безупречно пропорциональное, даже его холодное выражение лица, вырезанное из камня, не могло его испортить. Второй взгляд показывал тип тела, над которым стонали девушки, а третий это интеллект в каждом его движении, будто все остальные шахматные фигурки, и он размышлял, как играть с каждой из нас.

Мое сердце подпрыгнуло, когда замок камеры открылся, и я переключила свое внимание с него на бетонную стену передо мной.

— Руссо.

Нет.

Ни за что.

Если я пойду с ним, то в конце концов меня продадут в банду торговцев людьми и больше никто никогда не услышит обо мне. Сытая или нет, с этими глазами и присутствием, этот мужчина видел и совершал вещи, чего нормальные мафиози не могли себе представить.

Я молчала.

Я собиралась сидеть здесь и ждать федерала в плохо сидящем костюме.

Его взгляд метнулся к проститутке.

— Меня зовут Черри, — сказала она с улыбкой. — Но можете называть меня как вам будет угодно.

Некоторые девушки не знают, что для них хорошо.

Он провел большим пальцем по часам один, второй, третий раз.

— Буду иметь это в виду, — сухо ответил он.

Моя кожа вспыхнула, заработав полную тяжесть его взгляда. Его глаза скользнули вниз по моему телу, оставляя за собой след из льда и огня, прежде чем сузились с неодобрением. И точно так же, страх от того, как он смотрел в мои глаза, будто я была человеческим существом, а не телом, улетучился, и теперь он был только человеком.

Тот, кто судил меня, хотел чего-то от меня...

— Поднимайся, — сказал он мне, что делать.

Разочарование, ленивое и нерешительное, вспыхнуло в моей груди.

Я хотела подождать целых три секунды, прежде чем подчиниться, но после первых двух у меня появилось внезапное и отчетливое чувство, что до трех я не дотяну.

Подчинившись, я поднялась на ноги и остановилась перед незапертой дверью. Я стояла в его тени, и даже она была холодной на ощупь.

Я ненавидела высоких мужчин, потому что они всегда смотрели на меня сверху вниз, всегда нависали надо мной, как облако, заслоняющее солнце. Большие люди правили с начала времен, и в тот момент, когда я схватилась за стальные прутья и посмотрела в голубые глаза, я никогда не чувствовала более сильной правды.

Нетерпение смотрело на меня в ответ.

— Не знаешь своей фамилии, или просто забыла? — его утонченный и немного грубоватый голос проложил дорожку вниз по моей спине.

Я подняла плечо и, как будто это имело хоть какой-то смысл, ответила:

— На тебе нет плохо сидящего костюма.

— Не могу сказать того же о тебе, — протянул он.

Ох, он не мог.

Мои глаза сузились.

— Это платье от McQueen, и оно сидит идеально.

Выражение его лица сказало мне, что ему не заплатят достаточно, чтобы заботиться, когда он открыл дверь, посылая холодный поток воздуха к моей голой коже.

— Иди, — приказал он.

Это односложное требование действовало мне на нервы, но я сама заварила эту кашу и теперь должна иметь с этим дело. Мое сердце стучало в ушах, когда я вышла из камеры, под его хваткой на двери, и направилась по коридору.

Со всех сторон послышались крики.

Моя кожа была мягкой на ощупь, но двадцать один год укрепил ее под поверхностью. Их слова, насмешки и свистки отскакивали в бездну, где умирали синяки.

Адреналин хлынул в мою кровь. Резким светом. Несвежим кислородом. Скрипом офицерской обуви.

Дойдя до развилки в конце коридора, я замедлила шаг. Я была так поглощена своим затруднительным положением и этим мужчиной позади меня, что когда он сказал: «Направо», я двинулась налево.

— Твое другое право.

Я не могла не заметить раздражение в его тоне, будто я была тупицей, нестоящей его времени.

Мои щеки вспыхнули от разочарования, и слова сорвались с моих губ, как это часто бывало.

— Было бы неплохо заранее знать, куда я направляюсь, stronzo. (прим.пер: Мудак)

— Не знал, что тебе необходимо время, чтобы понять простое направление, — ответил он, и затем этот глубокий, темный тембр вышел на поверхность. — Назови меня еще раз мудаком, Руссо, и я обещаю, тебе это не понравится.

Язвительные слова коснулись моей спины, и в этот момент я немного возненавидела этого человека за то, что он знает Итальянский.

Я вошла в вестибюль, и передние двери оказались в пределах видимости. Мне очень хотелось оказаться на другой стороне, но, честно говоря, я скорее останусь здесь, чем отправлюсь куда-нибудь с ним.

Предполагалось, что федерал в плохо сидящем костюме попытается осторожно вытянуть из меня секреты Коза Ностры, что, в худшем случае, включало бы слишком высоко расположенную руку на моем бедре, но он никогда не причинял физической боли девушкам. Я сглотнула, мои глаза следили за мужчиной, которого я получила вместо того, когда он шел к передней стойке. Большой и непреклонный. Холодный и, скорее всего, не реагирующий ни на какие женские уловки.

Какую тактику он использовал во время допроса? Пытка водой? Электрошокер? Было ли это вообще чем-то?

Предчувствие скрутило мой желудок.

Значок за значком, один за другим, перед моими глазами расплывались золотые и серебряные блики, и от этого меня слегка подташнивало.

Я прошла дальше и остановилась рядом с федералом.

— Почему я не в наручниках? — спросила я, наблюдая, как два офицера провожают закованного в наручники тюремщика к выходу.

Он постучал пальцем по стойке три раза — тук, тук, тук — и искоса посмотрел на меня, его взгляд наполнился следом сухого веселья.

— Ты этого хочешь? — его слова были пронизаны глубоким намеком и интимностью, и я вдруг поняла две вещи: он был мудаком, и заковывал девушек в наручники в постели.

Мое сердце забилось быстрее от его неожиданного ответа, и, чтобы скрыть это, я изобразила скучающее выражение лица.

— Спасибо за предложение, но я замужем.

— Так я и вижу, с этим камнем на твоем пальце.

Я машинально взглянула на свое кольцо и по какой-то глупой причине почувствовала раздражение от того, что его не беспокоило, что его задержанный не в наручниках. Я могу представлять угрозу для него и для общества.

— Знаешь, я могу убежать, — сказала я, не собираясь предпринимать ничего подобного.

— Попробуй.

Это был вызов и предупреждение.

Холодная дрожь пробежала у меня по спине.

— Ты бы хорошо себя чувствовал? Поймать девушку вдвое меньше тебя?

— Да.

В его ответе не было ни капли сомнения.

— Вот в этом-то и проблема с вами, федералами. Вы любите разбрасываться своим авторитетом.

— Положением, — сухо поправил он.

— Что?

— Пословица гласит: «Используй свое служебное положение».

Я скрестила руки на груди и оглядела оживленный вестибюль. Мои глаза сузились. Я могла поклясться, что все женщины в округе замедлили свои движения, чтобы посмотреть на него. Офицер средних лет, годившаяся ему в матери, уставилась на него, подтолкнув к нему журнал с другой стороны стола.

Он подписал и вернул журнал не моргающему офицеру. Держу пари, женщины каждый день творили чудеса с его эго.

Волна беспокойства сдавила мне грудь, когда кто-то положил мою шубку из искусственного меха и сумочку на стол.

Электрошокер — не может быть.

— Надень шубу, — приказал он.

Я замолчала, стиснув зубы, потому что уже засунула одну руку в рукав.

Он схватил со стола мою сумочку через плечо с блестками и уставился на искусственные павлиньи перья так, словно они могли заразить малярией. Я сама сшила эту сумочку, и она была прекрасна. Я выхватила ее из его рук, надела и направилась к входной двери.

Резко остановившись, я повернулась и вальсируя направилась обратно к стойке, снимая на ходу туфли.

— Не могли бы вы проследить, чтобы моя сокамерница — Черри — получила это?